МаCшТаБИроваНИе
пУзырей


Для кибервойны характерно неразличение гражданских и военных инфраструктур: масштабирование медиавбросов осуществляют те же инфраструктуры, что измеряют и увеличивают вовлеченность с другими типами контента. Так, голубые галочки, которые должны стимулировать вовлеченность за счет накопления репутационного капитала, могут привести к еще более активному распространению дезинформации. Можно привести в пример визуализацию данных, которую разработал Артур Хачуян, основатель печально известного российского Social Data Hub (открыто претендующего на роль Cambridge Analytica). В своей лекции (см. ниже) Хачуян демонстрирует методы слежки, применяемые российским государством для анализа политического влияния в соцсетях. На диаграмме обозначены политические группы, распределенные в пространстве в зависимости от уровня вовлеченности, которую они способны произвести.



В подобных сценариях подтверждение личности только усиливает показатели вовлеченности у лидеров мнений, давая им больше власти. Механистическая теория рационального выбора, лежащая в основе верификационных систем, игнорирует реальные отношения власти (т. е. размер кругов на диаграмме), подпитывая идею о том, что верификация может уменьшить производство и распространение фейковых новостей. Такая модель предлагает довольно антиутопичный взгляд: «Когда люди прячутся за псевдонимами в социальных сетях, они меньше себя контролируют и не чувствуют ответственности за последствия своих действий» (Omernick and Sood, 2013). Эта линия рассуждений подчеркивает связь между верификацией учетных записей и создаваемым ими контентом, которая подразумевалась, но открыто не упоминалась социальными платформами до скандалов, связанных с выборами в США в 2016 году. Именно из-за такой редукционистской криминологической модели большинство социальных сетей требуют при регистрации предоставить настоящее имя и фотографию. После выборов 2016 года Фейсбук отразил эту связку между верификацией и контентом в своей политике, требуя для покупки «политической или тематической рекламы подтвердить личность и местонахождение», а в 2018 году этому примеру последовал и Google.

Исследователи Шутин Ван, Минь-Сок Пан и Пол А. Павлу проанализировали идею применять верификационные значки для того, чтобы пресекать распространение искаженной информации, на примере социальной сети Weibo, китайского аналога Твиттера. Их наблюдения показали, что «пользователи-злоумышленники, которые распространяют фейковые новости намеренно, обычно обходят верификацию; при создании множества аккаунтов на разных платформах они обманывают систему с минимальными маржинальными издержками».

В то же время «эти значки наделяют аккаунты злоумышленников бо́льшим доверием в глазах аудитории, тем самым усиливая резонанс фейковых новостей» (Wang et al., 2018). Здесь также уместен пример Тиндера, который в 2020 году ввел расширенную политику верификации, разрешив всем пользователям подтверждать аккаунт через новый механизм распознавания лиц. Нововведение негативно сказалось на ЛГБТ-пользователях, дав им ложное чувство безопасности: ведь при этом не изменялся алгоритм, упорно выдающий в поиске партнеров противоположного пола. Этот пример символичен для ранее упомянутой «мета репутационной логики», располагающей платформы вне систем рейтинга, которые они применяют на своих пользователях. Тиндер никогда не поставит под сомнение свой алгоритм и всячески подчеркивает свою способность делить пользователей на проверенных и непроверенных — зато он постоянно показывает лесбиянкам и другим женщинам, указавшим в предпочтениях «только женщины», цисгендерных мужчин.

Из-за метарепутационной логики системы верификации обречены усиливать те самые эффекты, которым они стремятся противодействовать. В ситуации кибервойны она диктует платформам бороться с тем, как пользователи масштабируют медиавбросы, но при этом игнорирует машинную инфраструктуру — определяющую характеристику такого масштабирования. «Хотя коллективная виральность является постоянным и важным аспектом социального существования, „информационные вбросы“ — относительно новое явление, поскольку лишь недавно виральность стала объектом сложной системы, предназначенной для ее производства и распространения» (Venturini, 2019: 20). Такая виральность обусловлена масштабированием, которое осуществляется за счет инфраструктур рекламного трекинга. Сами по себе социальные медиакомпании являются, в сущности, рекламными организациями, «платформами для навязчивой цифровой рекламы и сбора данных: более двух третей всех элементов трекинга в этом исследовании связаны с рекламой» (Gray et al., 2020: 334). Эти рекламные инфраструктуры находят и продвигают медиавбросы практически так же, как и обычные новости. «Трекинг-механизмы таких систем не делают четкого бинарного различия между производителями обычных новостей и вбросов, а скорее выделяют различные конфигурации рынка пользовательского внимания, которые для них пересекаются и по которым они разграничиваются» (Gray et al., 2020: 332). Эти «невидимые инфраструктуры добычи данных» из cookie-файлов, локаторов и прочих механизмов создают «пузыри фильтров» и «эхо-камеры», внутри которых масштабируются вбросы (Gray et al., 2020: 332).


Информационная война не может вестись без такой автоматизированной сегрегации, реализованной в пространстве. На примере TikTok-видео аккаунта @thaddeusshafer можно наглядно понять, как подобные пузыри распределяются в пространстве: сквозь них можно пройти, но нельзя оказаться внутри их всех одновременно. Именно из-за этой пространственной дифференциации разоблачение фейковых новостей лишь стимулирует их дистрибуцию: пузыри, в которых эти новости циркулируют как разоблаченные и как настоящие, не пересекаются (Gray et al., 2020: 332). Эти пузыри сделали из социальных сетей «„пенные миры“, лежащие между микросферическими пузырями интимного и макросферическими глобусами историко-политического мира», где «отдельные пузыри не интегрируются в один всеобщий гиперпузырь… а существуют по отдельности» (Matviyenko and Dyer-Witheford, 2019: 98).

Российские правительственные фермы троллей также разделяют представление о социальных сетях как о пенных мирах, содержащих частично автономные пузыри. Эти пузыри распределяются не только в онлайн-, но и в офлайн-пространстве. В моем интервью с создателями расширения для браузеров, которое блокирует фермы троллей, мне рассказали следующее:

«В ходе работы мы нашли множество региональных и локальных ферм троллей, которые работают только в группах и сообществах определенного региона: Вологда, Приморский край, Санкт-Петербург, Екатеринбург… Такая же локализация сохраняется и в онлайн-пространстве, судя по доступу троллей-комментаторов к очень локальной информации про работу губернаторов, городского совета и т. д. Также эту теорию подтверждает статистика активности этих аккаунтов, совпадающая с определенным часовым поясом».

06  







































  04     


МаCшТаБИроваНИе
пУзырей

 06     




Для кибервойны характерно неразличение гражданских и военных инфраструктур: масштабирование медиавбросов осуществляют те же инфраструктуры, что измеряют и увеличивают вовлеченность с другими типами контента. Так, голубые галочки, которые должны стимулировать вовлеченность за счет накопления репутационного капитала, могут привести к еще более активному распространению дезинформации. Можно привести в пример визуализацию данных, которую разработал Артур Хачуян, основатель печально известного российского Social Data Hub (открыто претендующего на роль Cambridge Analytica). В своей лекции (см. ниже) Хачуян демонстрирует методы слежки, применяемые российским государством для анализа политического влияния в соцсетях. На диаграмме обозначены политические группы, распределенные в пространстве в зависимости от уровня вовлеченности, которую они способны произвести. В подобных сценариях подтверждение личности только усиливает показатели вовлеченности у лидеров мнений, давая им больше власти. Механистическая теория рационального выбора, лежащая в основе верификационных систем, игнорирует реальные отношения власти (т. е. размер кругов на диаграмме), подпитывая идею о том, что верификация может уменьшить производство и распространение фейковых новостей. Такая модель предлагает довольно антиутопичный взгляд: «Когда люди прячутся за псевдонимами в социальных сетях, они меньше себя контролируют и не чувствуют ответственности за последствия своих действий» (Omernick and Sood, 2013). Эта линия рассуждений подчеркивает связь между верификацией учетных записей и создаваемым ими контентом, которая подразумевалась, но открыто не упоминалась социальными платформами до скандалов, связанных с выборами в США в 2016 году. Именно из-за такой редукционистской криминологической модели большинство социальных сетей требуют при регистрации предоставить настоящее имя и фотографию. После выборов 2016 года Фейсбук отразил эту связку между верификацией и контентом в своей политике, требуя для покупки «политической или тематической рекламы подтвердить личность и местонахождение», а в 2018 году этому примеру последовал и Google.


Исследователи Шутин Ван, Минь-Сок Пан и Пол А. Павлу проанализировали идею применять верификационные значки для того, чтобы пресекать распространение искаженной информации, на примере социальной сети Weibo, китайского аналога Твиттера. Их наблюдения показали, что «пользователи-злоумышленники, которые распространяют фейковые новости намеренно, обычно обходят верификацию; при создании множества аккаунтов на разных платформах они обманывают систему с минимальными маржинальными издержками».



В то же время «эти значки наделяют аккаунты злоумышленников бо́льшим доверием в глазах аудитории, тем самым усиливая резонанс фейковых новостей» (Wang et al., 2018). Здесь также уместен пример Тиндера, который в 2020 году ввел расширенную политику верификации, разрешив всем пользователям подтверждать аккаунт через новый механизм распознавания лиц. Нововведение негативно сказалось на ЛГБТ-пользователях, дав им ложное чувство безопасности: ведь при этом не изменялся алгоритм, упорно выдающий в поиске партнеров противоположного пола. Этот пример символичен для ранее упомянутой «мета репутационной логики», располагающей платформы вне систем рейтинга, которые они применяют на своих пользователях. Тиндер никогда не поставит под сомнение свой алгоритм и всячески подчеркивает свою способность делить пользователей на проверенных и непроверенных — зато он постоянно показывает лесбиянкам и другим женщинам, указавшим в предпочтениях «только женщины», цисгендерных мужчин.


Из-за метарепутационной логики системы верификации обречены усиливать те самые эффекты, которым они стремятся противодействовать. В ситуации кибервойны она диктует платформам бороться с тем, как пользователи масштабируют медиавбросы, но при этом игнорирует машинную инфраструктуру — определяющую характеристику такого масштабирования. «Хотя коллективная виральность является постоянным и важным аспектом социального существования, „информационные вбросы“ — относительно новое явление, поскольку лишь недавно виральность стала объектом сложной системы, предназначенной для ее производства и распространения» (Venturini, 2019: 20). Такая виральность обусловлена масштабированием, которое осуществляется за счет инфраструктур рекламного трекинга. Сами по себе социальные медиакомпании являются, в сущности, рекламными организациями, «платформами для навязчивой цифровой рекламы и сбора данных: более двух третей всех элементов трекинга в этом исследовании связаны с рекламой» (Gray et al., 2020: 334). Эти рекламные инфраструктуры находят и продвигают медиавбросы практически так же, как и обычные новости. «Трекинг-механизмы таких систем не делают четкого бинарного различия между производителями обычных новостей и вбросов, а скорее выделяют различные конфигурации рынка пользовательского внимания, которые для них пересекаются и по которым они разграничиваются» (Gray et al., 2020: 332). Эти «невидимые инфраструктуры добычи данных» из cookie-файлов, локаторов и прочих механизмов создают «пузыри фильтров» и «эхо-камеры», внутри которых масштабируются вбросы (Gray et al., 2020: 332).


Информационная война не может вестись без такой автоматизированной сегрегации, реализованной в пространстве. На примере TikTok-видео аккаунта @thaddeusshafer можно наглядно понять, как подобные пузыри распределяются в пространстве: сквозь них можно пройти, но нельзя оказаться внутри их всех одновременно. Именно из-за этой пространственной дифференциации разоблачение фейковых новостей лишь стимулирует их дистрибуцию: пузыри, в которых эти новости циркулируют как разоблаченные и как настоящие, не пересекаются (Gray et al., 2020: 332). Эти пузыри сделали из социальных сетей «„пенные миры“, лежащие между микросферическими пузырями интимного и макросферическими глобусами историко-политического мира», где «отдельные пузыри не интегрируются в один всеобщий гиперпузырь… а существуют по отдельности» (Matviyenko and Dyer-Witheford, 2019: 98).


Российские правительственные фермы троллей также разделяют представление о социальных сетях как о пенных мирах, содержащих частично автономные пузыри. Эти пузыри распределяются не только в онлайн-, но и в офлайн-пространстве. В моем интервью с создателями расширения для браузеров, которое блокирует фермы троллей, мне рассказали следующее:

«В ходе работы мы нашли множество региональных и локальных ферм троллей, которые работают только в группах и сообществах определенного региона: Вологда, Приморский край, Санкт-Петербург, Екатеринбург… Такая же локализация сохраняется и в онлайн-пространстве, судя по доступу троллей-комментаторов к очень локальной информации про работу губернаторов, городского совета и т. д. Также эту теорию подтверждает статистика активности этих аккаунтов, совпадающая с определенным часовым поясом».

  06