eng    


ИнФраСТРукТурные раССледованИя:

Беседа ЛИзЫ ПаркС С Анной Энгельхардт



Исследовательница технологий, чей вклад во многом определил инфраструктурный поворот в анализе медиа, рассматривает разные аспекты киберпространства как материальной среды.


        Анна Энгельхардт: Как заметила Сьюзан Ли Стар в 1999 году, «если бы мы перестали рассматривать компьютеры как информационные магистрали и стали рассуждать о них более скромно, как о символических канализациях», то в нашем понимании информационных систем произошло бы качественное изменение. В 2015 году в «Движении сигналов: критических исследованиях медиаинфраструктур» (Signal Traffic: Critical Studies of Media Infrastructures) вы и Николь Старосельски развили этот подход, определив новую парадигму медиаисследований, которая рассматривает «дистрибуцию» информации как достойную изучения не меньше, чем ее «потребление и распределение». Каковы были основные вопросы, которые должны были быть решены инфраструктурным поворотом в медиаисследованиях, и что еще предстоит сделать в рамках инфраструктурного подхода сегодня?


        Лиза Паркс: Предлагая сосредоточить внимание на физических инфраструктурах медиадистрибуции, мы были заинтересованы в привлечении внимания к тем аспектам сетей, которые упускались из виду в критических исследованиях медиа. Исследователи изучали текстуальность, содержание, эстетику, нарративную структуру и практики интерпретации, а также аудиторию и рецепцию. Мы с Николь организовали серию семинаров под названием «Движение сигналов» в Калифорнийском университете в Санта-Барбаре, когда она была моей докторанткой. Мы стремились создать способы исследования помимо экрана, студии и дома, а также рассуждать о том, как изучать технологии дистрибуции в медиасекторе. Основываясь на ранее проведенных мной исследованиях спутников, мы приступили к изучению материальной стороны медиадистрибуции, исследуя физические объекты в созданной среде. Поскольку в то время инфраструктурные объекты не становились предметом обширного изучения в области медиаисследований, наша работа включала в себя эксперименты с полевыми практиками и поиск способов документирования и визуализации этих объектов и отношений в рамках исследований медиа. Я работаю в этом направлении с начала 2000-х годов, когда я собирала материал для своей книги «Культуры на орбите» (Cultures on Orbit: Satellites and the Televisual), и сейчас заканчиваю другую книгу, которая на данный момент называется «Смешанные сигналы» (Mixed Signals) и исследует медиаинфраструктуры в контексте глобализации.

Основные вопросы, которые рассматривались нами с Николь в «Движении сигналов», включали в себя понимание того, как именно выстраивались медиаинфраструктуры и как они соотносились с более ранними инфраструктурами транспортировки и электрификации, рассмотрение целого ряда технических артефактов (таких как башни, спутниковые антенны, наземные станции, центры обработки данных) как приемлемых объектов для рассмотрения в рамках медиаисследований, разработку критических концепций и языков для сосредоточения внимания на таких объектах, а также рассмотрение вопросов власти, будь то в связи с геополитикой, экономическим дефицитом, окружающей средой или с проблемами расовых, этнических, гендерных и классовых различий.

История и конкретные социотехнические отношения, которые составляют медийные инфраструктуры в различных частях мира, изучены далеко не до конца. Мы не можем предполагать, что медиаинфраструктуры однородны. Они принимают различные формы в зависимости от вопросов ресурсов и экономики, технологических знаний или грамотности, геополитики, топографии, окружающей среды и т. д. Мы также не можем предполагать, что все инфраструктуры заручились согласием или получили разрешение общественности, граждан на свое построение либо установку тем или иным образом, на тех или иных площадках, даже если им было дано разрешение на такие действия государством. Как я утверждала недавно (Parks, 2020), необходим узловой подход, чтобы мы могли лучше понять, какие сообщества в мире могут возражать против размещения узлов медиаинфраструктуры. Я называю эти узлы «контрапунктными узлами». Их изучение включает в себя рассмотрение колониальных практик и постколониальных условий, структур политической и экономической зависимости, а также борьбы за суверенитет и автономию. Оно также требует весьма экспериментальной работы с историографическими практиками, поскольку не всегда имеются архивы или официальные документы, свидетельствующие о противодействии населений развитию инфраструктуры во всех странах мира. В различных исторических обстоятельствах сетевые узлы строились против воли населения или использовались вредоносным либо подрывным образом. Несмотря на то, что телекоммуникационные инфраструктуры называют «коммунальными ресурсами», очевидно, что они не всегда управляются, задействуются или ощущаются как таковые. Нам следует учесть такую историю и денатурализовать развитие и установку инфраструктур как «общественных благ», включая интернет, поскольку они чаще всего выступают «корпоративными благами». Существуют также серьезные социальные неравенства, которые должны лежать в основе исследований и понимания медиаинфраструктуры, и предстоит проделать большую работу по устранению узловых напряжений, придающих форму и жизнь сетевым системам.


        A. E.: Каковы различные способы определения инфраструктуры? Читая литературу, в которой инфраструктура рассматривается как концептуальная основа, я заметила невозможность единообразного определения. В то время как одни исследователи склонны отдавать предпочтение материалистическому подходу — подобного тому, который, по вашим словам, работает через «вещи, которые можно пнуть», — другие понимают инфраструктуру как качество отношений, определяемое точкой зрения или положением. Где бы вы разместили свои исследования в этом широко понятом спектре материального–нематериального? Что такая отправная точка дала для вашего исследования и когда вы обнаружили ее ограниченность?


        Л. П.: Было проведено столько исследований «инфраструктуры» в различных областях, что термин перенасытился значениями. В последнее время я заметила частое употребление термина в родительных конструкциях — иными словами, многие вещи стали «инфраструктурой чего-то». Это наводит на мысль о том, что термин используется крайне обобщенно — как поддерживающая структура, посредник или опора отношений. Вместо того, чтобы описывать различные способы определения термина (поскольку это было проделано в других местах), я просто призываю исследователей воздерживаться от постоянных ссылок на одних и тех же авторов (в некоторых случаях — редуктивных) и искать другие работы и площадки, которые могут быть полезны при формулировании концепций инфраструктуры с более разнообразных точек зрения. Некоторые люди очаровываются теоретиками инфраструктуры, которые прекрасно взаимодействуют с континентальной философией или концептуальной абстракцией, но, похоже, не хотят заниматься предметом за пределами своего кабинета.

Как медиаисследовательница, находящяяся под влиянием постструктуралистских феминизмов и STS, я экспериментировала с феноменологией и подходом, связанным с воплощенным познанием. Этот способ исследований обусловлен тем, что на протяжении истории одни тела поощрялись и социализировались, чтобы быть экспертами в области технологий, а другие нет. Мой интерес к инфраструктуре возник из осознания того обстоятельства, что я была социализирована так, чтобы не знать о социотехнических системах, которые я и другие люди во всем мире ежедневно используют и спонсируют. Для меня изучение инфраструктуры включает в себя изучение того, относительно чего я была социализирована так, чтобы его не знать, и попытку найти язык или критическую поэтику для осмысления этого факта. В своей медиаисследовательской работе я пыталась занять инфраструктурную диспозицию; и взаимодействовать с инфраструктурными материальностями и воображениями не как с «тем, что дано», а как с площадками, где разворачиваются различие и власть, которые требуют изучения, спецификации и анализа. С опорой на эмпирические исследования я старалась сформулировать идеи о том, что такое инфраструктура и как она формируется и становится значимой в разнообразных контекстах. Полученные результаты заставили меня усомниться в точности сетевых карт, столкнуться со сложными биосферами и геополитиками, в которых вплетены инфраструктуры, и создать опись различных видов труда, необходимого для поддержания обширных, многоуровневых систем. Основываясь на этих исследованиях, я бы предположила, что инфраструктура скучна только в том случае, если мы безучастно принимаем или нормализуем статические способы ее картографирования, восприятия или понимания.

Мои исследования направлены на изучение и конкретизацию вплетенности и сплетенности инфраструктуры с материальными условиями — экономикой, социотехническими отношениями, ресурсами, топографиями, биосферами, воображениями и/или повседневной культурой. Таким образом, она находится в диалоге с работами Венди Чун (Chun, 2006), Келлер Истерлинг (Easterling, 2014), Брайана Ларкина (Larkin, 2009) и Дженны Бёррелл (Burrell, 2012). Хотя я очень ценю проницательные работы о нематериальном труде и сетях (и включаю ее в свои курсы), я не полностью принимаю идею о том, что цифровая экономика и/или цифровой труд являются нематериальными. Мой скепсис связан с полевыми наблюдениями, которые были проведены мной в развивающихся странах за последнее десятилетие, где мною были засвидетельствованы различные виды физического и ручного труда, акты самодела, повторного использования и ремонта, а также создание альтернативных энергоресурсов для практического и устойчивого использования цифровых технологий и экономик. Эти практики отнюдь не «нематериальны».   


        A. E.: Спектр материального–нематериального осложняется спектром видимого–невидимого. В то время как некоторые ученые определяют инфраструктуру через ее невидимость — мы не замечаем электричество, пока свет не выключился, другие говорят об инфраструктурах, которые существуют только через видимость. Брайан Ларкин, например, говорит о пропагандистских проектах, которые существуют в гораздо большей мере на телеэкранах, чем в повседневной жизни (русскоязычные читатели знакомы с примерами ‘инфраструктурной живописи’ - покраски пыли в бордюр и дорог в новый асфальт).

                   

Каким образом вопрос о видимости — как о качестве инфраструктуры чувствования и трансляции, так и о ее цели, — отразился на вашей последней книге «Переосмысляя медиаосвещение: вертикальная медиация и война с терроризмом» (Rethinking Media Coverage: Vertical Mediation and the War on Terror)? Не рассматриваете ли вы другие спектры, которые материализуются в попытках определить инфраструктуру и ее политические следствия?


        Л. П.: Как исследовательница, обученная в сфере медиаисследований и визуальной культуры, я сначала подошла к инфраструктуре как к проблеме визуальной репрезентации. Национальную или международную инфраструктуру можно приближенно отобразить на сетевой карте или функциональной диаграмме, но вся система не может быть воспринята человеком на месте или запечатлена фотографически из-за ее масштаба (пожалуй, если только не спутником). Особенности инфраструктурного оборудования, переменные узловые условия, а также человеческие операторы и пользователи обычно оказываются невидимыми в сетевой картографии. Кроме того, инфраструктуры, как правило, считаются культурно невидимыми, непостижимыми и даже скучными (Стар). Общественность социализируется таким образом, чтобы не замечать, не изучать и не контролировать уровни или стеки (Браттон) инфраструктур, которыми определяются современные общества.

Подчиняя инфраструктурные обсуждения оппозиции видимости и невидимости, в конечном счете мы мало чего добиваемся, так как есть много других способов исследовать и постигать инфраструктуры. Я начала свой проект с этой позиции, учитывая тот факт, что я исследовательница в области медиа и визуальной культуры, и была обучена думать о технологиях и политиках визуализации. Тем не менее я твердо убеждена в важности син-эстетических подходов — как слышатся и ощущаются инфраструктуры теми, кто расположен рядом с ними, работает над ними или использует их (используется ими)? Изучение инфраструктуры, безусловно, не должно сводиться к видимости/невидимости. В итоге, учитывая материальную сложность инфраструктур, этот путь оказывается тупиком. Я действительно полагаю, что визуализация — в отличие от видимости — может быть полезным пространством для размышлений над вопросами о том, что такое инфраструктура, где она находится, что она делает, кого она поддерживает и т. д. Визуализации (фото, эскизы, смешанные медиа, картины и т. п.) следует рассматривать как провоцирующие элементы или катализаторы расследования, а не как итоговые отображения.

Визуализация или визуальная демонстрация сыграли свою роль в моей последней книге, «Переосмысляя медиаосвещение» (2018). В ней была предпринята попытка проанализировать то, как мобилизировались воздушные и орбитальные сферы и технологии для поддержки геополитики США в войне с терроризмом после 11 сентября. Книга не является историей воздушной и орбитальной инфраструктур; скорее, она использует визуальные медиа для демонстрации того, как воздушно-орбитальные технологии — трансляции, самолеты, беспилотники и спутники — мобилизировались для установления и повторного утверждения вертикальной гегемонии США после воздушных атак 11 сентября. Вместо того, чтобы думать о спутниках и беспилотниках как о технологиях, которые «отслеживают» и опознают издалека, я утверждаю, что их динамическая деятельность способна существенно преобразовать земные условия. Я предлагаю термин «вертикальная медиация» для описания использования воздушно-орбитальных технологий и пространств в поддержку таких видов деятельности, как международная дистрибуция аудиовизуальных сигналов, патрулирование движений на поверхности Земли и под ней, а также физическое разрушение и восстановление жизненных миров. Я изучаю то, какую роль культура медиа сыграла в том, чтобы сделать воздух проясненным и сконструировать мир в качестве мишени, а также в осуществлении воздушно-орбитальных наступательных действий.


        A. E.: В своем проекте я пытаюсь применить инфраструктурный подход к трансляции пропаганды, которую я называю кибервойной. Меня вдохновило то, что в 2005 году вы первой подошли к политическим вопросам трансляции и производства информации с точки зрения инфраструктур. В книге «Культуры на орбите: спутники и телевидение» вы провели блестящий анализ освещения и дистанционного зондирования войны в Боснии. Не могли бы вы вспомнить основные выводы вашей работы об этом конфликте, уделив особое внимание освещению, его связи со скрытым наблюдением и его роли в конструировании события?


        Л. П.: Работа, на которую вы ссылаетесь, — это третья глава «Культур на орбите». Это длинная глава, но я постараюсь изложить все коротко. В ней исследуется военная программа США под названием «Информационное господство» и разглашение данных американских спутников о злодеяниях во время войны в бывшей Югославии, в частности о резне в Сребренице в июле 1995 года. Во время этой резни около 8000 мусульманских мужчин были разлучены со своими семьями и предположительно убиты сербскими войсками в Сребренице и ее окрестностях. В этой главе критически рассматриваются некоторые из спутниковых снимков, распространенных в СМИ, и поднимаются вопросы о политике мониторинга и наблюдения, а также о диалектике дистанции и близости. Вместо того, чтобы принимать эти спутниковые снимки за чистую монету, я обсуждаю стратегические повестки, которые побудили к их распространению, а также ограничения того, что они могли бы раскрыть.

В рамках своего исследования в 2001 году я побывала в Сребренице и посетила некоторые из объектов, представленных на снимках с американских спутников. Во время этих полевых наблюдений, когда я находилась на месте, я поняла, что события военного времени, которые якобы передавались на спутниковых снимках, стали еще более расплывчатыми и сложными. Другими словами, поездка на место происшествия не прояснила ситуацию, а, наоборот, сделала понимание еще более расплывчатым. Опираясь на полевой опыт, я попыталась предложить возможность спутникового свидетеля, который не ищет полной истины или кристальной ясности, а, наоборот, охватывает нечеткую логику репрезентации и настаивает на нередуцируемом, несводимом характере войны.

Изучение кейса выявило то, насколько необходимо критически осмыслять притязания на то, что я называю «диахроническим всезнанием», — стремление к тому, чтобы быть способным постоянно все видеть и знать. Крайне важно, чтобы цифровые изображения рассматривались критически, учитывая, что их легко подвергнуть дискурсивному перекрутке и технической обработке. Спутниковые изображения представляют собой цифровые аппроксимации событий и обычно появляются с графическими накладками, которые в значительной степени определяют интерпретацию. Многие изображения, полученные в результате скрытых наблюдений (и др.), имеют схожие характеристики, и к ним следует подходить аналитически, а не сразу же воспринимать как правду.


        A. E.: Не собираетесь ли вы в будущем рассмотреть инфраструктурный поворот, происходящий в настоящее время в медиаисследованиях? Вы определяете его как «переход от медиазрелищ к акценту на „бэкендах“ систем, которые организуют, генерируют и доставляют» информацию; это определение, похоже, перекликается с первоначальным стремлением к инфраструктурному повороту. Каково, по вашему мнению, будущее инфраструктурных исследований тех медиа, которые определяются алгоритмическим управлением?


        Л. П.: Поскольку большую часть своей академической жизни я работала над темами, связанными с инфраструктурой, я не думаю, что мои исследования являются частью поворота. В академических кругах темы на некоторое время становятся актуальными или модными, а затем, со временем, теряют свой глянец. Я полагаю, что вскоре инфраструктура может оказаться на грани выгорания.

Тем не менее я буду продолжать историзировать и анализировать социотехнические отношения и материальные условия, составляющие медиаинфраструктуру, и надеюсь, что предложу и другие промежуточные понятия. Мы уже видим, как происходит раскол в связи с новыми важными исследованиями «платформизации». Кроме того, медиаисследователи пишут об алгоритмических культурах, машинном обучении и инструментах ИИ. Другими словами, углубляются исследования в области медийных (и не только) исследований цифровых инфраструктур — программного обеспечения, алгоритмов и платформ, которые организуют и регулируют сетевые цифровые сервисы. Я надеюсь, что исследования в этой области будут включать в себя исследования, которые не только касаются интерфейсов, но и являются специфическими для конкретных площадок, полевыми, ориентированными на общественность и/или транснациональными. Важно понимать физические измерения цифровых инфраструктур — как они спроектированы, подпитываются, организованы во времени/пространстве и по-разному воспринимаются трудящимися и пользователями. В последнее время появились новые интересные работы на тему автоматизации медиа, политики и этики облачных вычислений, а также центров обработки данных, поскольку исследователи занимаются решением новых вопросов и изучением новых объектов.

В настоящее время я работаю над двумя книгами. Первая — это книга, над которой я трудилась некоторое время, под названием «Смешанные сигналы». В ней представлены разборы кейсов, в которых я анализирую и концептуализирую различные конфигурации медиаинфраструктуры с помощью полевых наблюдений и эмпирических исследований. В моих разборах исследуются социотехнические отношения, поддерживающие медиадистрибуцию на окраинах власти, а не в медиастолицах, и освещаются местные творческие деятельности, труд и ресурсы, которые организуются с тем, чтобы содействовать медиадистрибуции. Это попытка изучить и теоретически обосновать медиаинфраструктуру из перспективы разных народов.

Второй проект — сборник «Медиа бэкенды: цифровые инфраструктуры и политика знания» (Media Backends: Digital Infrastructures and the Politics of Knowing, по договору с издательством Иллинойского университета), который был составлен мной совместно с Юлией Велковой и Сандером де Риддером по итогам конференции, организованной ими в Хельсинкском университете в октябре 2019 года. Медиабэкенды включают в себя электронные компоненты в устройствах, сетевое оборудование и соединения, центры обработки данных и хранилища данных, алгоритмические процессы и программное обеспечение, которые в основном не предназначены для медиапотребителей, а также способы, посредством которых эти компоненты и процессы представляются и посредством которых о них общаются. В то время как фронтенды медиа — экраны, мониторы и интерфейсы — оставались относительно постоянными по своим виду и форме, бэкенды претерпели значительные изменения за последние два десятилетия. Авторы нашей книги исследуют эти преобразования наряду с политикой непрозрачности и прозрачности, знания и незнания.

Одной из главных целей этой книги является разъяснение специальной терминологии, на которую часто ссылаются исследователи медиа и коммуникаций, иногда в противоречивых или запутанных формулировках. Даже термин «инфраструктура», ставший ключевым в исследованиях медиа и коммуникации, рискует стать расплывчатым, если его использовать чересчур обобщенно (Hesmondhalgh, 2021). Опираясь на полезные модели, такие как «Культуры связываемости» (Cultures of Connectivity, 2013) Хосе ван Дайк, наша книга пытается прояснить такие понятия, как система, инфраструктура, полезность, сеть, платформа, приложение и сервис. Хотя все они в той или иной форме представляют собой медиабэкенды, они различаются в своих эмпирическом, аналитическом и эпистемологическом измерениях. Мы стремимся взращивать чувствительность к этим различиям, а также расширять критическую терминологию в исследованиях медиа и коммуникаций, тщательно взаимодействуя с возникающими технологиями, включая облачные системы, центры обработки данных, алгоритмы, искусственный интеллект, «умные» конструкции и многое другое.


Об АвТоРкЕ


Lisa Parks is Distinguished Professor of Film and Media Studies at UC Santa Barbara. She is a media scholar whose research focuses on multiple areas: satellite technologies and media globalization; critical studies of media infrastructures; media, militarization and surveillance; and environmental media. Parks is the author of Rethinking Media Coverage: Vertical Mediation and the War on Terror (Routledge, 2018) and Cultures in Orbit: Satellites and the Televisual (Duke U Press, 2005). She is co-editor of Life in the Age of Drone Warfare (Duke U Press, 2017), Signal Traffic: Critical Studies of Media Infrastructures (U of Illinois Press, 2015), Down to Earth: Satellite Technologies, Industries and Cultures (Rutgers U Press, 2012), Undead TV (Duke UP, 2007), and Planet TV: A Global Television Reader (NYU Press, 2002). She is currently working on two new books, On Media: Twenty-one Lessons for the Twenty-first Century, and the co-edited volume, Media Backends: Digital Infrastructure and the Politics of Knowing.

Parks is Director of UCSB’s Global Media Technologies and Cultures Lab, which she initiated at MIT. Parks is a 2018 MacArthur Fellow and has held other fellowships and visiting appointments at the International Research Center for Cultural Techniques & Media Philosophy (IKKM) at the Bauhaus University in Weimar, Institute for Advanced Study (Wissenschaftskolleg) in Berlin, McGill University, University of Southern California, and the Annenberg School of Communication at the University of Pennsylvania. She has been a Principal Investigator on major grants from the National Science Foundation and the US State Department, and has collaborated with artists and computer scientists. She is committed to exploring how greater understanding of media systems can inform and assist citizens, scholars and policymakers in the US and abroad to advance campaigns for technological literacy, creative expression, social justice, and human rights. Before returning to UCSB, Parks was Professor of Comparative Media Studies and Science, Technology, and Society at MIT.



БИбЛиограФия


Burrell, Jenna. 2012. Invisible Users: Youth in the Internet Cafes of Urban Ghana. Cambridge, MA: MIT Press.


Bratton, Ben. 2015. The Stack: On Software and Sovereignty. Cambridge: MIT Press.


Chun, Wendy. 2006. Control and Freedom: Power and Paranoia in the Age of Fibre Optics. MIT Press.


Easterling, Keller. 2014. Extrastatecraft: The Power of Infrastructure Space. London & New York: Verso.


HESMONDHALGH, D. 2021 (forthcoming). The infrastructural turn in media and internet research. In: MCDONALD, P. (ed.) The Routledge Companion to Media Industries. London: Routledge.


Larkin, Brian. 2009. Signal and Noise: Media, Infrastructure, and Urban Culture in Nigeria. Durham: Duke University Press.


Parks, Lisa. 2005. Cultures in Orbit: Satellites and the Televisual. Durham: Duke University Press.


_____.  2020. "Global Networking and the Contrapuntal Node: The Project Mercury Earth Station in Zanzibar, 1959-64," ZMK (Journal for Media and Cultural Research, Germany), 11, 40-57.


_____. 2018. Rethinking Media Coverage: Vertical Mediation and the War on Terror. London and New York: Routledge.


_____. 2015. “‘Stuff You Can Kick’: Toward a Theory of Media Infrastructures,” Between Humanities and the Digital, David Theo Goldberg and Patrik Svensson, eds. Cambridge, MA: MIT Press, 2015, 355-373.


Parks, Lisa & Nicole Starosielski eds. 2015. Signal Traffic: Critical Studies of Media

Infrastructures. Champaign-Urbana: University of Illinois Press.


Star, Susan Leigh. 1999. “The Ethnography of Infrastructure,” American Behavioral Scientist, 43.3, 377–91.

van Dijck, Jose. 2013. Cultures of Connectivity: A Critical History of Social Media. Oxford: Oxford University Press.